Форум » ЗАЛ ДУЭЛЬНОГО КЛУБА » ТМД 3 тур: Леон Морелл - Абсент Нахтвайн [Кори Мастерс] » Ответить

ТМД 3 тур: Леон Морелл - Абсент Нахтвайн [Кори Мастерс]

Kori Masters: Леон Морелло - Абсент Нахтвайн Дата начала дуэли: 25 февраля; Дата окончания дуэли: 17 марта; Очередность: жребий; Условия выполнения проигравшей стороной: нет; Пожелания: нет.

Ответов - 10

Kori Masters: Затянувшееся начало дуэли можно было объяснить только долгими поисками незабудочных, лютиковых и васильковых конфет, попытками заказать у домовика молочный коктейль — непременно ванильный, потому что белый, — и написанием письма. Письма, которое может и найти получателя, которое может упасть на крыльцо или на дорожку, ведущую к дому — к какому? она даже не знает, где он живет, — и так и остаться одиноко лежать там, иссушаясь от солнца и прогнивая от дождя. По конверту могут пройтись люди — если повезет, подошва раздавит черную смородину, оставив яркую кляксу, соком замазав рельефный оттиск сургучной печати в виде сердца. Письмо было готово — написанное на нескольких листах, но не стоившее ни одной запятой из сказки, просто письмо, такое, что пишут друг другу люди несколько раз в год или раз в несколько лет. О бумагу в конверте трется палочка корицы; положила бы еще лавровый лист, если бы не боялась, что тот рассыплется в крошку. Было готово — и лежало, ожидая своего часа, ведь глупо и странно отправлять только один конверт; тревожно и страшно отсылать что-то, не зная, придет ли ответ. Даже не зная, прочтет ли он. Чувство вины за ту открытку, за этот дурацкий ритуал сожжения, накрыло такой волной, что ни ванильный коктейль, ни конфеты не влезли бы в горло. Возможно, Кори даже повезло, что именно такого коктейля не было, как не нашлось и именно таких конфет. Девушка опоздала, но эта задержка не должна была смутить гриффиндорцев, которых она выбрала себе в дуэлянты сразу же, как увидела результаты жеребьевки. Драма! Устроить шутливую сцену ревности? «Это моя рыба, Абсент! Иди и поймай свою рыбу» — и тут же рассмешившая ее записка от Лисы: «Хотела назвать тебя Корюшкой, но вспомнила, что ты не рыба». «Я рыба!» — не могла не воскликнуть Мастерс; их шутку на двоих, как и самого Леона, она успела полюбить всем сердцем. У нее вообще было большое сердце. Кроме того, их два. Не должно было смутить опоздание, потому что все были захвачены окончанием семестра. Для Кори это был последний семестр в качестве студентки — она растрогалась и проплакала во время написания последней своей домашней работы, которую посвятила самому Лавру и Дуэльному клубу. Как же иначе, ведь темой лекции были защитные заклинания и заклинания снова искр: первые часто использовались на дуэли, но реже использовались Искрицким, вторые совсем не применяли в дуэльный залах, но белые искры не могли не напомнить о нем. Кори научилась улыбаться даже тем горьким воспоминаниям о ямах, тонущем в луже лебеде и поехавшем со склона доме. Она вошла в комнату, когда мальчики уже ждали своего рефери. Улыбнулась еще одному другу — было действительно радостно его видеть, — и шутливо сощурилась, посмотрев на Абсента, а потом жестом показала ему, что будет за ним следить. — Я смогу собрать армию из девчонок, метелок и рыб, если будет нужно, — слизеринка рассмеялась и присела на краешек стола, слегка по-хозяйски закинув ногу на ногу. Постучав по бедру пальцами — непременно четыре удара — она достала монетку, которую берегла. — Властью, данной мне, — громко и театрально, как те регистраторши с дельфинячьими голосами, — Объявляю вас соперниками на три раунда этой прекрасной дуэли! — голос вернулся в норму, и Кори подмигнула обоим. — Намек понят? Дуэль должна быть прекрасной. Морелло, у тебя традиционно уже гордый орел. Мистер Нахтвайн, Вам достается гордый профиль. И раз уж я буду снимать с Вас пару-тройку заклинаний, перейдем на «ты»? Монетка летит в воздух — мелькает перед глазами искорка с голубого василькового фантика, глянцевый отблеск стакана со сладким напитком и штрих на марке, нанесенный металлической краской. Мастерс ловит ее и прежде, чем убрать обратно под сердце — одно из двух, — объявляет результат. — Удача выбирает Абсента. Хотела сказать, что смелых, но вы оба не из робких, — мягкая улыбка и приглашающий жест рукой. — Согласны ли Вы, мистер Нахтвайн, начать эту дуэль? __________________________ Абсент Нахтвайн — 10 баллов. Леон Морелло — 10 баллов.

Абсент Нахтвайн: Опасения или тайное желание? К чему именно прислушивается судьба, когда кидает кости своего выбора? Чем для него была та мысль во время второго тура? Всего лишь случайность или она определяла его судьбу? Ответов на все эти вопросы не знал даже сам Абсент. Да и как-то не до этого ему было. Жизнь всегда следует закону подлости и путает все планы. Вся подготовка оказалась совершенно бессмысленной уже тогда, когда Нахтвайн узнал, с кем ему предстоит сразиться. Леон. Это имя звучало в голове Абсента слишком часто. Леон. Это имя хотелось повторять раз за разом. Но дуэль с ним? Только то, что Абсент в него влюблен, гарантировало почти стопрцентно победу Морелло. И это если не задумываться о том, что вообще-то Абсент младше и не такой опытный. Когда не нужно – закон подлости работает слишком четко. Если есть шанс, что что-то пойдет не так, именно так и случится. И теперь Абсент Нахтвайн, перепрыгивая через ступеньки и спотыкаясь в темноте подземелья, спешил на дуэль. В нужном месте Абсент оказался всего лишь за минуту до прихода их судьи и теперь пытался отдышаться, пока она шутила шутку, понятную, скорее только им с Леоном. Осознание пришло внезапно и не сразу – а ведь именно она была на том балу с Морелло. За судейство Абсент не волновался, а вот то, что между этими двумя – интересовало его куда больше. Совершенно неожиданной оказалась речь Кори, совсем не похожая на начало прошлых раундов. Но зато торжественные слова подсказали Абсенту первый ход. — Да, согласен! — прозвучал такой же торжественный ответ вот Абсента. После подобных слов традиции требовали поцелуя, но осуществить эту идею Нахтвайн мог только используя непростительные заклятия, что явно не было хорошим вариантом – ни в рамках дуэли, ни по отношению к Леону. — TarantallEgra! — палочка снова выводит изгибы по полукругу, кажется, это заклинание становится еще одним из его любимых. Но на этот раз Абсент представляет, что танцует не только Леон, а они с ним вместе. Нахтвайн не был уверен, что так оно точно сработает, но решился на такой эксперимент. Он мог себе это позволить — победа Леону была практически обеспечена, но если сдаваться, то красиво. — HЕrbifors! — цветы Абсенту представлялись только на голове у Леона и в виде венка — достаточно пышного, в котором переплелись акация и дицентра, а в некоторых местах появлялись небольшие цветочки жасмина. Леону очень подходило. Какой тут вред, правда, было не особо понятно, но это уже не было поводом для беспокойства. — SЕntis! — это заклинание само появилось в голове Абсента, завершая предыдущее цветочное. Возводить барьер между ним и Леоном не хотелось. В их случае, барьеров уже было достаточно. Заклинание снова оказалось с вариацией: Абсент представлял будто бы плющ не разделяет их, а наоборот, соединяет своими веточками опутывая их обоих.. Но центральная часть между все еще оказалась больше и, в теории, могла защитить.

Леон Морелло: Две победы — лучший результат из всех возможных и бальзам на душу заядлого перфекциониста. Морелло не любил проигрывать настолько, что крайне редко себе это позволял. И больше всего он не любил проигрывать в сражениях с удачей. Хоть до ночи пылесось учебник заклинаний и тренируй взмахи волшебной палочки, всё равно исход дуэли в большей степени решит воля случая. Ты беспомощен и бессилен. Всё, что остаётся накануне — идти на берег Чёрного озера и молчаливо кидать плоские камешки в воду, позволяя весеннему тёплому ветру выгнать мысли из твоей головы. Вдыхая влажный воздух с запахом прибрежной тины, Леон думал о сложившейся ситуации. На сердце было неспокойно от того, что в залах подземелий он больше не услышит задорного смеха подруги. Лита ушла, отдав предпочтение подготовке к экзаменам и забрав с собой надежду встретиться с ней в третьем туре. Он уверен, это была бы самая лучшая дуэль в его жизни. И даже если бы Нильсон заставила его выплёвывать слизней, он бы громко хохотал вместе с ней. Леон до сих пор не простил ей желания быстро повзрослеть и искренне боялся остаться в школе без неё. Без Литы вариантов для соперничества оставалось крайне мало. Леон считал, что заведомо проиграет, если рефери поставят его в пару к Женевьеве. Она была великолепной дуэлянткой, тоже имела две победы в кармане и по всей видимости точно так же ненавидела проигрывать, потому он опасался увидеть в финальном списке дуэльных пар её имя напротив своего. Леон был бы не прочь сразиться с Блейзом, хотя и в этом случае думал, что судьба накажет его и подарит победу молодому когтевранцу. Как бы в отместку за то, что Морелло прогулял несколько лекций, не сделал несколько домашних работ и оставил напарника без дополнительных учебных баллов. Единственным вариантом возможной победы оставался Абсент, и это Морелло не нравилось ещё больше. Они толком не разговаривали с того самого дня на крыше. Всё потому что не оставались одни. Даже их якобы свидание на празднике Святого Валентина показалось Леону неискренним и неуместным. Все гриффиндорцы слишком хотели видеть их вместе, так что отказаться прийти в паре с Абсентом означало — весь вечер ловить на себе осуждающие взгляды. Осуждение, кстати, очень похоже на проигрыш в конкретный момент. Самый настоящий проигрыш общественному мнению. Не будь рядом Абсента, он бы вновь пригласил Кори. Морелло был по уши влюблён в их рыбные шутки и до сих пор иногда ронял счастливую слезу из левого глаза, когда смотрел на её рождественский подарок. С Литой было всё просто, с Кори — проще простого, но с Абсентом всё сводилось к чему-то сложному. Всё внутри Леона клокотало и противилось с ним встречаться, но в тоже время надеялось, что однажды он зайдёт в библиотеку, пройдёт несколько закоулков среди стеллажей и случайно увидит там его. И в тёмном уголке вдали от чужих глаз они поговорят. Никто не будет давить на них так, что они наконец-то смогут сами понять — притягиваются или отталкиваются они друг от друга. В день дуэли Леон пришёл в зал подземелий первым. Расхаживая взад и вперёд, он рассматривал мраморные узоры на плитке под ногами, ковырял носком ботинка каменные стыки и всё думал — может, сейчас тот самый момент? Ведь Кори заботливо предупредила их, что в это утро задержится и начнёт дуэль чуть позже назначенного времени. Значит, у них в запасе есть несколько минут. Он мог бы сказать Абсенту, как ему искренне жаль, что все вокруг сделали из их истории остросюжетные сплетни. И что, обернись всё иначе, они бы непременно стали ходить на все праздники вместе. Однако, всё сложилось так. Когда Леон увидел Абсента в дверях, он замер. — Привет, — тихо и мягко сказал он, рассматривая Нахтвайна. Как всегда его копну рыжих волос, глаза, худые руки и запястья выглядывающие из под школьного джемпера. Вообще-то он был почти на голову выше Морелло и, наверное, в старости они бы смотрелись вместе весьма комично. Леон бы растолстел на сидячей работе в Министерстве и стал бы похож на классического дипломата с крепким рукопожатием, а Абсент оставался всё таким же стройным и каждый вечер меланхолично помешивал новую порцию зелий в своем магазинчике. Едва Леон собрался с мыслями и решил заговорить, как в зал лёгким ветерком влетела Кори. Хотя ему показалось, что он промедлил лишь минуту. Возможно, минуту. Чёрт знает, сколько времени он пялился на гриффиндорца. Кори забулькала на родном рыбном и шуточном, так что Леон быстро расслабился. — Что будешь завоёвывать с такой армией? Власть на кафедре практической магии? Я могу включить эту первую рыбно-магическую войну в свой план лекций по магической дипломатии. Он ответил Кори с улыбкой, решив козырнуть последними новостями и своим новеньким статусом кандидата в стажёры. Только сегодня он получил письмо профессора Дели-Шефер и ещё не успел полностью пережить радость от положительного решения и согласия администрации школы. Хотелось скорее сесть за перо, расставить мебель в выделенном ему кабинете и отпраздновать старт карьеры преподавателя. Жаль только, что Кори уже не успеет посетить его будущий кабинет, а он никогда не прочтёт её чудесных домашних работ. Зато он вполне себе может успеть застать лекции профессора Мастерс и даже черкануть ей пару залихватских эссе про время и пространство, если она поторопиться и не будет перекрашивать стены в лектории до самой пенсии. На этот раз орёл на монете спрятался в ладонях рефери, позволяя Абсенту сделать первый ход. В душе Морелло возрадовался этой случайности в меньшей степени потому, что считал позицию второго в дуэльном клубе весьма выгодной — можно будет дважды сделать ход, зная заклинания оппонента. В большей степени он был счастлив, так как ему не придётся нападать первым, и он сможет оценить настроение гриффиндорца. Леон почему-то думал (а, может быть, надеялся), что Нахтвайн начнёт игру с незамысловатых заклинаний и простых формул. Не чтобы поддаться и проиграть, а чтобы не навредить. Поэтому когда в Леона один за другим полетели сглазы, он невольно опешил и инстинктивно вскинул руку в защитном жесте. Возможно, он слишком преувеличил свою значимость для Абсента? Возможно, Абсент слишком зол на него за всю его холодность и отрешенность? — AvErto, — выпалил Леон в ответ на «танцующий» сглаз, взмахом палочки отталкивая от себя магическую энергию. Воображение рисовало яркие картины. В них атакующая волна, которая стрелой летела в его сторону, ударялась о невидимый щит и мгновенно меняла своё направление, возвращаясь к создателю заклинания. Весьма иронично, если подумать. Ведь Абсент сам решил признаться ему в чувствах, а потом сам же и пострадал от своего решения. Поглядев на гриффиндорца прежде, чем тот наколдовал второе заклинание, Леон успел спросить. — Ты, кажется, сегодня настроен решительно? И снова сглаз. На этот раз Морелло указал волшебной палочкой на отливающего серебром, воинственного рыцаря, который украшал одну из тёмных ниш зала. Он резким рывком сдёрнул с молчаливого джентльмена шлем, оставив того и вовсе без головы. Мысленно сделав реверанс воспоминаниям о Почти Безголовом Нике, Леон сосредоточенно поддерживал и аккуратно передвигал шлем в воздухе, чтобы попытаться надеть его на голову Нахтвайна в самый подходящий момент. Раз уж он сегодня играет леди в цветах, значит Абсент будет играть рыцаря в шлеме. — WaddiwAsi, — произнёс Леон, продолжительно протягивая гласный звук и опуская шлем на голову Абсента. Ещё некоторое время назад он злился на Абсента. Злился за то, что тот вогнал его в дурацкое положение и заставил жить с мыслями о своей влюблённости. Ведь куда проще было бы не знать об этом, не догадываться и относиться к Абсенту, как к другу и соседу. Только лишь недавно былая злость сменилась принятием. Он спокойно существовал с Абсентом в общих компаниях и научился не думать о нём постоянно. Свою последнюю искру обиды и недовольства он вложил в своё третье заклинание. — FlagrAnte! Леон целился в руку Абсента, снова останавливая взгляд на его тонких запястьях и длинных пальцах. Как бы сказала матушка «ему бы на фортепиано играть, такой талант пропадает». Морелло сосредоточился на яркой пламенной вспышке, которая резво скользнула с конца его волшебной палочки и полетела в сторону Абсента, и представил, как она оседает у него на коже и раскаляет её до предела.


Kori Masters: Кори присматривалась к нему больше, чем он мог себе представить. Совершенно не слизеринское, кажется, свойство: присматривать, оберегать, быть настороже. Кураторство оставило на ней свои следы — они были прекрасными, эти отметины, переливающиеся под светом огней в Общей гостиной во время Церемоний, излучающие теплый свет, когда кому-то нужна была помощь. И вместе с тем — желание защищать даже тех, кто не просил о патронаже, напоминало скорее затаившуюся и готовящуюся к броску, в момент опасности, кобру или гремучую змею. Леон не знал, но Кори наблюдала за всем, что с ним происходит: он был ей дорог, и Мастерс смогла бы обойтись и без армии девочек. Она к нему присматривалась: внимательнее, чем ему могло показаться. И вот оно — совершенно слизеринское качество: не доверять. Врожденное чувство недоверия к миру, которое затем было стерто некоторыми людьми, что учили ее доверять — правда, больше половины из них доверия не оправдали, но это же просто люди, — танцевало прекрасный кросс-степ с характерной чертой жителей дома Салазара. Эта черта учит улыбаться, мысленно стиснув зубы, смеяться, когда хочется художественно нанести себе на шею странгуляционную борозду, быть приветливой и мягкой… до первого выпада. Каким же словом это называется?.. как же там, как же… Ах, точно! Как можно забыть. Л. Любезность. Слово, которое стало табу однажды; но Кори все-таки знала только одного человека, за чьей любезностью скрывается искренность. Нетрудно понять, что речь шла не о Кори. Она были или искренна, или любезна; и сейчас бросок монетки указал бы на вторую из двух альтернатив. Она присматривалась: с легким прищуром, когда Абсент не знал, что за ним наблюдают — обычно он был слишком занят рассматриванием Леона; слушала его, занимаясь своими делами; ловила какие-то обрывки фраз, сказанные чаще всего Литой. Старосте Гриффиндора уж точно не нужна была бы ее защита, опора, поддержка — или что там обычно оказывают; но если что… Усмехается: парни едва ли поймут, что там может быть за «если что», но Кори уже на своем горьком опыте знала, как легко разрушить что-то, что другие пытались строить, скажем так, года два. — Нужная мне власть у меня уже есть, а та, что меня ожидает, требует от меня немного времени и немного пространства. Обязательно приду к тебе на занятия по магической дипломатии, рыбка, — девушка тепло улыбнулась самому классному омулю на рыбной деревне, — хоть я уже и не могу получать оценки, но уверена, что ты оценишь меня на, — невозможно не усмехнуться; Кори шутила так, как шутила всегда, и разобрать, какая из шуток не была шуткой, было трудно, — все семнадцать баллов. Слизерин рекомендует, — она подмигнула, и в следующее мгновение началась дуэль. Станцевать не удалось никому. Заклинание Абсента развеялось у самого кончика его волшебной палочки, и Леону не потребовалось отражать сглаз. А даже если и требовалось — не смог бы. Может быть, Морелло все-таки хотел потанцевать? Но, судя по всему, танцевать будут только с ней; а с кем из двоих Мастерс бы танцевала, каждой кильке понятно. Нет, у нее не было какой-то неприязни к Абсенту, совсем нет — у девушки и на Леона-то не было никаких претензий, они дружили и, может быть, уже во втором альтернативном мире все могло бы быть иначе. И все-таки если такие мысли в отношении Морелло вызывали милый смешок, то образ альтернативного мира с Лавром все еще вызывал горько-сладкий смешок: галстук был у нее, а рубашка — все еще на его спине. И все равно реальность была лучше всех альтернатив; Кори никому бы об этом так не сказала из-за своей воспитанности, но в ней жила твердая уверенность, что об этом знает Белл — и главнее этого не было ничего. Невольно погладила подушечкой большого пальца ближнюю фалангу безымянного: все еще чистую и пустую внешне, но давно уже отданную вместе со всей рукой, сердцами, желудком для донеров и печенью для красного чая с двумя ложками сахара. В мысли о любви уверенно ворвался цветочный венок, в который превратились волосы Леона. Некоторые из белых цветов все еще отливали медными бликами, а пышность новой прически не давала думать ни о чем другом — разве что заставляла вздохнуть от восхищения. Возможно, гриффиндорец тоже задумался о том, что сейчас красуется у него на голове, и поэтому шлем с головы рыцаря, слетев, так и не закончил своего пути к голове Абсента. Перед глазами все еще яркими белыми пятнами мерцал цветочный венок, когда Абсент выкрикнул третье заклинание. Оно было направлено не в Морелло, и тем более не в сторону Кори, а в центр зала, да и кроме яркой вспышки никак не обозначило своего присутствия. И все-таки ей показалось, что в этот раз все получилось — вот только не так, как хотелось одному из дуэлянтов. Мастерс вновь сжала ладонь: шрам на коже еще виднелся, и кожа была достаточно тонкая для того, чтобы легко лопнуть от давления кончиков ногтей. Терновник — ее любимейший и горчайший образ, прочно ассоциирующийся только с Лавром, и вот даже в последней своей работе она писала про него… и про терн, и про Искрицкого, конечно же. Терновник — будто бы пророс в эту минуту в ней, царапая изнутри все, что еще не оцарапал; ветви, что становятся все прочнее, иглы, что становятся острее и больше. И удивительно, но… приятная боль. Хорошая, приятная боль. Кори давно не видела своего, не будет ложью сказано, лучшего и любимого друга, поэтому боль давала ей понять, что все это не было сном. Терновое заклинание, венок на голове, отблеск раскаленной палочки, которая вылетела у Нахтвайна из рук — Мастерс чувствует на своей голове остроту и тяжесть тернового венца. Когда-то девушке казалось, что она страдает из-за него; позже она поняла, что она страдает по нему. Самый большой рубец на изнанке и самый любимый: как шрам на всю коленку или над бровью, который ты получил в детстве, когда был счастлив. Некоторое время Кори все еще стояла, замерев, и те четыре секунды ей самой показались вечностью. Она не задумывалась в самом начале Турнира, что теперь ее имя будет выведено на табличке, пусть и с двумя буквами рядом с именем; что теперь ей предстоит следить за каждым залом и каждой дуэльной тройкой, что теперь к ней будут подходить по поводу заклинаний, что теперь это ее задача — хранить, присматривать, оберегать то, что было ему дорого. Даже если Лавра больше нет в это мире — он всегда остается с ней галстуком, монеткой, воспоминаниями, душой. Она же… было бы здорово знать, что она осталась хотя бы одной запонкой на рукаве рубашки. Вот он — их общий бизнес: Дуэльный клуб, кто бы мог подумать… Вместо странгуляционной борозды и стиснутых зубов — улыбка на пол лица да любезный взгляд. Это не касается ни Абсента, ни Леона. Это вообще больше никого не касается, кроме их двоих, и объяснять свою бесконечную любовь к тому, кто ее, возможно, и не хотел, Кори должна была только себе. — Первый раунд завершен! — громко провозгласила рефери, но не смогла скрыть скрипнувший голос. Сдавленно кашлянув, она отменила действие сглаза, лишив Леона красивых цветов с нежным ароматом, а затем сняла другим заклинанием жар с ладони Абсента; подойдя к его вылетевшему из руки артефакту, подняла и подала кончиком к себе. — Сосредоточьтесь на дуэли, джентльмены, а то ваша магическая энергия расходуется впустую, — Мастерс коротко усмехнулась, стараясь скрыть маленькие трещинки, которыми словно бы покрылось ее светлой лицо. — Во втором раунде желаю каждому отличных и эффективных атак. Морелло, если бы ты был форелью, тебя бы звали Морель или Форелло? — хохотнуть, не стесняясь глупых шуток. — Люблю форель. Твой ход, — так и оставшись сидеть на столе, легко и плавно переменила ноги, положив сверху на колено уже другую; едва заметным прикосновением проведя по коже, будто бы проверяя, заметен ли остальным шрам, которого снаружи и не было. __________________________ Абсент Нахтвайн — 8 баллов. Леон Морелло — 7 баллов.

Леон Морелло: — Если бы я был рыбой, то только Хе-хеком, — ухмыльнулся Леон, поглядывая с какой непринуждённостью девушка меняет холодный судейский тон на дружеские шутки и обратно. Отлично вжиться в обе роли, быть одновременно здесь и далеко в своих мыслях — это особенность двух сердец или черта характера студентов дома Салазара? Оторвав взгляд, он отвернулся и протянул не свой, но такой любимый комментарий. — Корю-ю-юшка. Она была права. Сосредоточение на дуэли покинуло голову Морелло, как только его напарник показался в дверном проёме подземелий. Каждое заклинание ему приходилось подолгу выуживать из мысленной каши и будто бы впервые облекать его в слова и визуальные образы. Леон всегда был горячим. В буквальном смысле, а не на словах своих обожателей. Зимой он мог позволить себе ходить в одном пальто поверх школьной рубашки, щёки его часто украшал румянец, а в моменты волнения приходилось бороться со вспотевшими ладонями. Но сейчас по его спине плясали холодные мурашки, и он едва ощущал в руках волшебную палочку, так замёрзли его пальцы. Может быть, именно таким образом неосознанно Леон чувствовал грусть или даже одиночество, которое появилось после начала дуэли, как только Абсент отдалился от него и занял своё место по другую сторону зала. Несмотря на то, что Кори расторопно сняла эффекты получившихся чар, следы от них остались в пространстве и ощущались на душе. Пройдя по белым лепесткам, опавшим с его цветочного венка, Леон вдохнул оставшийся шлейфом аромат. Он напомнил ему о тех цветах, что Нахтвайн оставил у него в каморке, едва только появился в школе. Непроизвольно бросив взгляд на его руку, обожённую секунду назад, он мысленно прошептал — прости. Морелло искренне не хотел его ранить, но, возможно, слишком сильно хотел его задеть. Точно так, как Абсент задел его тогда на крыше, загнал в тупик и по-детски наивно выдал «люблю не могу, теперь делай с этим, что хочешь». — PudOris, — сказал чётко, произнося каждую букву, чтобы снизить риск осечки. Волшебная палочка была направлена прямо в центр корпуса Абсента, а в воображении развернулась та самая сцена, только сыграная по другому. На этот раз Абсент удирал по коридорам верхних этажей, растерянный и залитый краской, разгоряченный чувствами и нервно разматывающий с шеи шарф, чтобы глубоко вдохнуть. Морелло не спеша шёл следом и остановился только, когда Нахтвайн спешно скрылся за дверью туалета. Всё, потому что на этот раз снег не сошёл с крыши, и Леон не позволил себе поддаться эмоциям и обнять его так, словно это что-то значит, словно он боиться его потерять. Вместо этого он рационально сказал: Я не мог тебе понравится, Нахтвайн. Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Я нравлюсь многим, а мне не нравится никто. Постыдись быть одним из этого списка и уйми свои чувства. Враньё, но можно было сделать так и не мучаться. Тогда бы, встретившись с Абсентом на дуэли, не пришлось бы собирать себя в кучу из-за нахлынувших мыслей. Всё было бы ясно, как день. Возможно, Нахтвайн даже пожелал бы сражаться с особой неприязнью, поэтому вместо цветов на голове у Морелло была бы стая летучих мышей, нещадно вырывающая один клок волос за другим. И тот ожог не стал бы причиной просить прощения, он был бы очередной безобидной царапиной, по сравнению с раной, которую Леон нанёс ему на крыше. — VerbosItas, — заклинание слетело с языка настойчиво, словно Леон требовал с собой поговорить. Резко взмахнув волшебной палочкой, он встряхнул магическую энергию вокруг себя, будто она была всего лишь снегом в новогоднем шаре, и потоком направил её на Абсента. Леон не мог найти подходящих слов, но на самом же деле он просто не хотел их подбирать и озвучивать. Он ощущал, что задолжал Абсенту шаг на встречу, потому следующий разговор непременно должен начать сам. И это обязательство, которым Морелло наградил себя самостоятельно, тяготило его и словно склеивало губы каждый раз, когда гриффиндорец оказывался рядом. Он не мог подобрать слов и тайно надеялся, что ему и не придётся. Леон был бы и рад, если бы Абсент сказал всё за двоих. Заклинание стрелой разрезало пространство, а Леон мысленно помолился всем богам. Пусть он говорит о том, что на душе. Пусть скажет всё, что думает обо мне. О том, что чувствовал, когда увидел меня на балу с Кори. О том, как отстранён я был на Дне Всех Влюблённых. О том, какой глупый спектакль мы разыграли на квиддичном поле, лишь бы не говорить по-настоящему. Эгоистично. Но так оно и есть. Леон просто хотел, чтобы его любили. Чтобы он его любил. — AmAta SentEntia [приходи в библиотеку в полночь], — в подтверждение к словам он сделал медленное круговое движение рукой, нацеленное на сомкнутые губы Абсента. Вспышка, вылетевшая из конца волшебной палочки, закрутилась в спираль, пока левая рука за спиной сжала крестик из пальцев на удачу, а на уме застыло — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Скажи. Староста, активист и мистер школы, любимец многих девчонок кажется стереотипно должен менять объекты своей влюблённости, как перчатки. Но проблема в том, что Морелло ненавидел быть влюблённым у всех на виду, не признавал совместные выходы на праздники и выходные свидания в ресторанах Хогсмида, где в это время собирается добрая половина всего Хогвартса. А ещё Морелло точно знал, что это увлечение Абсентом будет у него не навсегда. В их возрасте вообще сложно говорить о каком-то абстрактном «навсегда», когда один академический час кажется невероятной вечностью. Тем не менее Леон позволял себе влюбляться в других, но думать о чем-то серьёзном — никогда. Ещё одно собственное правило, которое запрещало ему жить сегодняшним днём. А, может, к чёрту все правила? Если заклинание получится — судьба.

Абсент Нахтвайн: Результат первого раунда вполне удовлетворил Абсента — теперь настало его время любоваться соперником. Пусть Леон был почти такой же, как представлял его Нахтвайн, но взгляд от обрамленного цветами лица отвести было слишком сложно, а мысли отчего-то стали слишком путаться и вообще течь совершенно не в ту сторону. Но рассматривать Леона вечно не получилось бы все равно. Шлем бестелесного рыцаря из ниши с грохотом упал на пол не так далеко от Абсента, отвлекая его. Значит, Нахтвайна Леон видит рыцарем? В Морелло был послан чуть удивленный взгляд, не лишенный искорки хитрого блеска. Так вот какие у нас роли, Леон? В дуэльном клубе принять посылать друг в друга заклинания, а не влюбленные взгляды. Но Нахтвайн никогда не любил следовать правилам и теперь ему приходилось расплачиваться. Раскаленная палочка это вам не венок! Так что тут еще был вопрос, кто из них настроен более решительно. Некрасивое начало из красивых сглазов, а дальше что? Вот уже и Леон не стесняется использовать сглазы. Прекрасная вещь, не так ли? Только вот выбор заклинания заставил Нахтвайна удивиться. Еще несколько секунд назад Абсент видел в глазах Леона сожаление, будто бы тот хотел извиниться за ожог, оставленный на «музыкальных» пальцах, пусть никогда и не касавшихся черно-белых клавиш. А теперь... Стыд? Для Нахтвайна, который придерживался принципа «ни стыда, ни совести – ничего лишнего», этот сглаз Леона сейчас звучал почти оскорбительно. — ProtEgo! — голос Абсента резко разрезал воздух. Линия и круг палочкой. Каждое действие скорее инстинктивное. Ведь если он почувствует стыд, что он подумает? Что он везде неправ. Что Леон – не тот, с кем он может провести хотя бы одно свидание, не говоря уж про всю жизнь. Что каждое его действие — цветы, приглашение на свидание, проведение Дня Всех Влюбленных вместе в общей гостиной, — ошибка. Нет уж, таких мыслей Нахтвайн не мог допустить, он не хотел возвращаться в те бессонные ночи в библиотеке только потому, что Леон выбрал это заклинание. Абсент предпочитал убегать от стыда, а не от Леона. — DemIssio! — раз уж на то пошло, то пускай Леон почувствует то, что испытывал Абсент. Каждую секунду после того, как сбежал Леон. Когда каждую мысль, которая отдавалась очередным приступом тоски. И как это все повторялось изо дня в день на протяжении всего семестра. Как тебе такое, Леон? Всего лишь одно заклинание стыда смогло почти разозлить Абсента. Ему было трудно даже и представить, что теперь он будет говорить, если заклинание болтливости, следом выпущенное в него Леоном, достигнет цели. Будут ли это очередные комплименты или же обвинения в странном выборе заклинаний? Возможно даже что-то посередине, комично совмещенное, что воспринимать всерьез Абсента будет невозможно. Может быть в этом все дело и Нахтвайн слишком несерьезный, чтобы понравится завхозу Леону? Шут, который может только шутки шутить и получать тройки у Брука, сдавая лекции на туалетной бумаге. Что от такого ждать в будущем? А может быть Леон вообще не заинтересован в отношениях с парнями, поэтому тогда и сбежал тогда так стремительно. И на самом деле любит Литу или вон Кори. От этого и стыд... Но тогда к чему та просьба, что все еще горела огнем в памяти, контрастируя на фоне вечера Дня Святого Валентина. Как будто тогда на крыше один на один Леон был куда более откровенный и искренний, чем среди людей в обшей гостиной. Или это просто минутная слабость и жалость? А может ему это все просто казалось? Палочка больно давила на свежий ожог из-за того, как сильно сжимал ее в руке Абсент. Это была попытка выплыть из глубин своих мыслей и вспомнить хоть какое-то заклинание. Произнесенное Леоном заклинание совсем не способствует, наоборот — у Нахвайна появляется еще больше терзающих мозг вопросов. — Аccio, Леон! — и резкий выпад палочкой. Нахтвайн даже не был уверен, что это заклинание действует с людьми, он знал про случаи с животными, но про действие на человека ничего не слышал. Но это было единственное заклинание, которое вспомнил Абсент. Но была не только эта причина. Абсент хотел снова обнять Леона, почувствовать его тепло. Перестать наконец переживать. Только теперь Абсент смог задумать о том, что хотел от него в этот раз Леон. Хочет увидеться, но не хочет звать сам? У Нахтвайна такой проблемы не было — хваленое гриффиндорское слабоумие проявлялось в нем во всей красе. И именно такая слабоумнотважная мысль пришла в голову Абсента. Ему слишком хотелось увидеть Леона не во время занятий или дуэли, хотелось поговорить, понять, что все таки происходит. Даже если Морелло даст понять, что его надежда была ложной и ничего и быть не может. Возможно, если знать наверняка, будет проще смириться, успокоиться, отвлечься. — Приходи в библиотеку в полночь, — произносит Абсент, не дожидаясь действия заклинания. Он старался сделать так, чтобы это было как можно сложнее понять. Да и от заклинания Леона он бы повторил эту фразу несколько раз... Но даже если Леон все поймет, разве он не этого хотел? Пусть только попробует не прийти в полночь в библиотеку!

Kori Masters: Наблюдая за началом второго раунда, Кори так и осталась сидеть, закинув ногу на ногу, на столе, задумчиво поглаживая колено. Несмотря на эту задумчивость, впрочем, она была сосредоточена и на дуэли, и на своих мыслевоспоминаниях: когда владеешь магией времени, магия памяти осваивается сама собой, да и к тому же девушка всегда говорила, что ее способность помнить — это ее же проклятье. Взгляды двух гриффиндорцев были куда красноречивее, чем даже гипотетически могли бы стать их слова. Кори помнила себя в подобной же ситуации: когда нельзя было и звука сказать, когда можно было только смотреть, надеясь, что это взгляд будет читаем, когда хотелось кричать и говорить, говорить и кричать, и стучать в грудь до самых искр, надеясь вызвать хоть что-то. Любую реакцию, кроме безразличия — напускного, скорее всего, да ненастоящего; вызванного высоким мастерством сдерживания. А вот она тогда не сдержалась. Выпалила все: и обвинения, и незаданные вопросы, и просьбы о прощении — сколько всего еще было невысказанного и не счесть. Все еще вспышками, что цепляли так же, как кожу цепляют те самые терновые иглы, звучали в голове слова подаренной сказки. Звала, когда барабанила по корзине брусника. Звала, когда грибники в лесу нагружали свои карманы клюквой и аплодировали разгару плодовитой осени. Звала и тогда, когда все ягоды укатились в стеклянные банки и задёрнули свои железные ставни. Мастерс, как и героине сказки — если бы это была не она сама, — разные люди и много раз говорили больше не ждать. Но она, как и героиня сказки, не слушала. И не послушает. И будет права. Кори не переставала звать его ни на день, ни на час, ни на минуту. Зов этот больше не был облачен в слова, больше не был слышен ежедневнику, бокалу, песчинкам в часах и гладкому атласу галстука. Но она звала Лавра каждый день, веря, что если сердце ее будет звать достаточно громко, то он сможет вернуться к ней даже из мира Грядущего, пусть Кори и надеялась до последнего, что Искрицкий туда еще не перешел. Спустя жизнь или спустя смерть. Странное дело: девушке лишь захотелось улыбнуться. Тяжелые мысли, глубокая тоска, болезненная задумчивость, когда рисовала на полях цветы — незабудки, васильки, лютики, одуванчики — все это, даже преумножившись, не смогло бы победить. А вот кто из этих двоих мог бы победить в дуэли, пока еще оставалось тайной. Сотворенный Абсентом щит не смог задержать сглаз, что острым лучом влетел ему прямо в солнечное сплетение. Алые рефлексы от его факультетского галстука не оставили бы такой пунцовости, а заклинание — вполне. Мастерс не было знакомо чувство стыда: она, напротив, была порой даже чересчур смелой, чувственной и откровенной; что говорить — их первая встреча с Беллом яркий тому пример. Но Кори знала, как могут смущаться и стыдиться другие — равномерная краснота лица или красно-розовые пятна, потупленный взгляд, учащенное дыхание из-за бешено бьющегося сердца. Классические проявления этого деструктивного чувства, однако, не помешали Абсенту отплатить Леону той же монетой. И даже болтать Нахтвайну для этого не пришлось. Быть может, это сильное и позорное, как, казалось Кори, думал бы любой парень, смущение позволило уже второкурснику сдержаться, спрятав свое нутро подальше от посторонних глаз? Так или иначе, сейчас рефери могла наблюдать нетипичную реакцию Леона — опустившиеся плечи, потускневший взгляд, даже, кажется, немного заметные синяки под глазами. Такого Морелло, пожалуй, не знал никто. Знал ли он сам себя таким? Но больше удивило не это, а то, что произошло следом. Абсент, почему-то решивший, что выбранное им заклинание может действовать на живых людей, и просто потерявший свой ход из-за это ошибки. И Леон, тоска которого была настолько сильна, что он не смог заставить выбранный сглаз даже сорваться с кончика палочки. Кори уже хотела завершить раунд и приготовилась снимать действия атак, но раздался голос Нахтвайна: — Приходи в библиотеку в полночь. Темные выразительные брови девушки взлетели вверх и пару мгновений она ничего не могла сказать. А затем на нее напала неожиданная серьезность: Кори не заметила, когда именно она перестала чувствовать себя студенткой и поняла, что теперь ее кураторство не схоже с ролью старосты Подготовительного отделения. Теперь она — полноценный декан, и ее это понимание наполняло гордостью и смыслом. — Спешу вам напомнить, что студенты первого и второго курса могут гулять по Хогвартсу до 9 вечера, а старосты должны возвращаться в свои Дома до полуночи, — ни малейшего намека на улыбку. Помимо всего прочего, Мастерс задело еще одно: чувство, что ее вновь использовали для своих отношений. Так было с Бруком — и пускай кто угодно говорит ей об обратном, — так было и сейчас. Нет уж, ребята, вызывайте ревность за счет кого-то другого. — Знаю, что гриффиндорцам не свойственно соблюдать правила, но вашему декану свойственным справедливость и неподкупность. Попытка выглядеть более дружелюбно, вероятно, провалилась, и даже легкая улыбку, которую слизеринка решила натянуть совершенно дежурным образом, не спасала ситуацию. Стала чистой и прозрачной, как стекло, озарившая ее мысль — о том, как счастлива она, что никто, ни одна живая душа, не посвящена ни в суть, ни в детали ее отношений. Уже четыре года они жили с Беллом вместе — ее квартира пустовала, а его вмещала двух волшебников и трех (теперь уже трех) собак. Знал ли кто-то о них хоть что-то? Едва ли. Они не скрывались и не прятались по углам; Кори не беспокоили ни взгляды удивления, вызванные сплетнями об их разнице в возрасте; девушка совершенно спокойно иногда называла его «мужем», несмотря на то что даже намека на предложение она еще не получила. И все-таки никто ничего не знал — это, помимо всего прочего, служило гарантом, что ни один человек, каковы бы его намерения ни была, не вмешается прямо или косвенно в их отношения, как вмешивались все, кому не лень, раньше. Изящно спустившись со стола, девушка смахнула пару едва заметных пылинок с юбки темно-малинового платья, и взмахами палочки отменила действие сглазов, так сильно повлиявших на выражение мальчишеских лиц. — Счет 4:5 в пользу Абсента, которого и попрошу начать финальный раунд. Желаю удачи. __________________________ Абсент Нахтвайн — 5 баллов. Леон Морелло — 4 балла.

Абсент Нахтвайн: Все в этой дуэли казалось неправильным, неверным. С самого начала и до этого момента. Даже то, что Абсент начал уже ощущать, что буквально окунулся с головой в рыбные шутки Леона и Кори. Только вот даже в них он чувствовал себя уж точно не кем-то вроде корюшки или хе-хека, он был даже не рыбой — раком, и непременно вареным. Пришлось краснеть от стыда перед Леоном, так и не имея возможности хоть куда-нибудь убежать. Но если у раков — клешни, почему тогда он все еще лидирует? Именно это пока что оставалось загадкой. Абсент не был из тех, кому нужна была победа любой ценой. Ему вообще не нужна была победа. Он наслаждался самим процессом, самой дуэлью, каждым заклинанием, каждой реакцией. Он хотел, чтобы победа досталась Леону. Так почему же судьба решает все иначе? Что вообще такое эта ваша судьба? Сила, которая уже все решила за нас? Череда орлов и решек незримой монетки? Или у нас все же есть собственный выбор? «Выбери сглаз или заклинание посильнее, и победи уже», — так и хотелось сказать Леону. Но было бы слишком очевидно, что он поддается. Может, будь тут один Морелло... Конечно, студенты не могут так просто ходить по школе ночью. Конечно, Абсент все равно пойдет. Он готов был и к штрафу, и к наказанию. Много бессонных ночей он провел вне башни, притупив этим страх наказания хотя бы за это нарушение. Слова Кори сейчас могли даже вызвать гнев у Абсента, у него и так контроль над эмоциями был не самой сильной его стороной. Но, видимо, стыд, не так давно испытанный им, все еще слишком сильно влиял на Нахтвайна. — TenЕbres! — произносит Абсент не так уж и громко, круговыми движениями закручивая воображаемые вихри тьмы. Вот она, попытка сбежать. Сбежать, но все еще оставаться рядом. Заставить не видеть. Темнота, такая обволакивающая, поглощающая, успокаивающая. Но что делать дальше? Примет ли Леон такую победу, если Абсент просто ограничится одним заклинанием? У Нахтвайна все еще оставалось его любимое заклинание — Инсендио. Но ожогов на сегодня достаточно. Абсент не хотел причинять вред. — BorbolЕtta! — произнесенное заклинание сопровождает легкий взгляд палочкой. Искры вокруг взрываются цветными фейерверками, превращающиеся в десятками искрящихся и мерцающих бабочек. Это было почти так же красиво, как венок в волосах Морелло. —OppUgno! — Абсент направил палочку на живот Леона и замахнувшись, направил бабочек к Морелло. Все так любят описывать влюбленность с помощью этих маленьких, беспрестанно бьющихся крыльями в брюшную стенку, насекомых. Нахтвайн их не чувствовал. Ему была ближе другое сравнение — порой ему казалось, как в его легких пускают корни изящные лилии, распускаются разбитые сердца дицентры, они растут, царапая альвеолы, вызывая надсадный кашель, до мягких теряющих форму лепестков. А что если эти ощущения правы? Что если его чувства не взаимные? Что если Леон просто дал ему ложную надежду? Что если он просто играет его чувствами? Что если...

Леон Морелло: Магическая волна ловко настигла Морелло, а затем медленно сползла вниз и смыла собой все те переживания, которые скопились у него на душе — азарт, заинтересованность, волнение, влюблённость. Леон остался с ничем, абсолютная зияющая пустота поселилась у него в груди, а чувства апатии и уныния тяжело опустились на плечи. Он поймал на себе удивлённый взгляд Кори и сразу понял, что едва ли она когда-то видела его таким. Для него самого опустошение и безразличие было не в новинку. Морелло был самим огнём — он легко разгорался от искры идеи, дарил тёплоту в дружеской компании и освещал путь, когда казалось, что идти вперёд уже невозможно. Но, как и любой костёр, его можно было потушить. Небрежно примять ногой или засыпать песком, залить водой или просто дать догореть ему до конца, когда даже холодными станут оставшиеся угли. Он не любил такие состояния, но принимал их, как данность — как у любого заклинания есть цена в эквиваленте магической энергии, так и у любого жизнерадостного состояния есть откат, когда человеку необходимо восстановить силы. Пару раз Леон даже имел неосторожность появиться в таком настроении на праздниках в Общей Гостиной, однако, за всеобщим весельем и зажигательными радиоэфирами никто не придал этому значения или попросту не запомнил. Уже в последующем Леон был благодарен Абсенту за этот сглаз, потому что наложенные чары не позволили его щекам вспыхнуть красным цветом, услышав третье заклинание оппонента. И когда гриффиндорец повторил те желаемые слова, Морелло так и не сдвинулся с места, остался на своей стороне, безразлично вглядываясь куда-то в полутьму подземелий за спиной у Абсента и устало потирая переносицу косточкой указательного пальца. Не удивительно, если в тот момент он больше всего походил на рыбу — не задорного карасика в воде, а ту пойманную и вытащенную на сушу рыбью тушку, которая уже не пытается жадно проглотить жабрами воздух, а только лишь смотрит на чужой мир своими большими затуманенными глазами. Морелло ошибочно предположил, что пережил этот момент, но едва Кори сняла с него эффект наложенного сглаза, чувства захлестнули его с новой силой. Леон метался между неловкостью и негодованием момента. Он недооценил Абсента с самого начала, ошибочно думал, что тот настолько простой и открытый, что Морелло может строить из себя кокетку — убегать со встреч и завуалированно бросаться приглашениями на свидание. Но у Абсента получилось посмеяться ему в лицо. Потратив третью попытку атаковать противника на показательный жест, он всё равно остался в лидерах и негласно дал понять Морелло — он притянет его к себе, как бы тот не сопротивлялся. Смотря правде в глаза, у Нахтвайна это уже отлично получалось. Несмотря на своё некоторое пренебрежение их отношениями и сторонний флирт, Леон постоянно думал о нём, как бы не старался это скрыть. — ExpelliArmus, — решительно произнёс Леон. Волшебная палочка тут же описала несколько кругов, вихрем закручивая ближайшие энергетические потоки, а под конец нацелилась на руку Абсента. Бледно-жёлтый луч вырвался на свободу, заключая в себе силу, способную не только выбить оружие из руки оппонента, но и оттолкнуть его на небольшое расстояние. Морелло сосредоточился на необходимом образе результата, отчётливо представляя, как луч достигает своей цели. В учебнике напротив атакующих заклинаний часто можно встретить фразу «для достижения эффекта необходимо искренне желать доставить неудобства оппоненту». Желание обезоружить Нахтвайна было у Леона настолько искренним, что он за спиной скрестил пальцы на удачу. Не потому что он хотел подняться на первую строчку турнирной таблицы — это было уже невозможно сделать, даже с третьей победой. Услышав громкие аплодисменты из соседнего зала он сразу понял, что удача снова улыбнулась Женевьеве и тягаться с ней уже не имело смысла. Будь эта дуэль с кем-то другим, Леон бы расслабился и завершил её размеренно, скорее ради удовольствия, а не ради результата. Но теперь победить Абсента было делом принципа, чтобы доказать ему и самому себе — я всё ещё контролирую ситуацию между нами, а не ты. — VespertIlious, — снова уверенность в голосе, снова рука трижды делает круговые движения, ещё больше сгущая воздух вокруг и направляя поток прямо в лицо Абсента. Леон смотрит ему прямо в глаза, без зазрения совести представляя, как обзор ему заслоняют крылья летучих мышей. Они кружатся над его головой, заставляя закрыть глаза и закрыть лицо руками, чтобы ослабить их хватку. Он дарит бабочек, а в ответ — летучие мыши. Всё, как всегда. За всё время Абсент не получил от него ничего хорошего, кроме той черно-белой колдографии, которую они сделали вечером после праздника Всех Влюблённых, сидя вдвоём на ковре Общей Гостиной и даже не удосужившись придвинуться друг другу поближе или посмотреть друг другу в глаза. Почему же тогда он до сих пор не потерял к нему интерес и не оставил попыток добиться его открытой симпатии? Может, потому что Абсенту нравился образ мученика и любителя страданий, а, может, потому что он верил — пройдёт ещё немного времени и Леон растает, как пломбир на майском солнце. Не зря ведь он поставил то фото в своей трофейной. — SpurcilOquium, — кажется, он колдовал это заклинание впервые. Леон привык гасить конфликты, а не разжигать их. Наспех вспомнив замудрённую словесную формулу, он снова обратил внимание на лицо Абсента и на этот раз прицелился в губы. Он сполна заслужил, чтобы гриффиндорец злился на него за выбранные заклинания на сегодняшней дуэли, за свадебный театр на квиддичном матче, за все предыдущие выходки, которые позволил себе Морелло. Так пусть же он выскажет ему всё, проклянет из последних сил, назовёт его «вонючей воблой», скажет, что тот и годрикова волоса не стоит. Леон был готов принять удар и надеялся, что от этого Нахтвайну станет легче. Тогда, может, после сегодняшней дуэли они, если не начнут свою историю сначала, то попробуют ещё раз.

Kori Masters: Врожденное, а после развитое и наточенное, словно профессиональный хирургический скальпель, режущий даже легким нажатием, ощущение времени давало понять, что совсем скоро все закончится. Не эта дуэль — а весь Турнир: опустеют залы, смолкнут голоса, останутся непроизнесенными заклинания, в коридорах затихнут шаги, а монетки перестанут блестеть в воздухе. Закончится Турнир — и Кори вновь потеряет ощущение дома в Подземельях, потому что схлопнется все, что оставалось для нее не просто важным, а жизненно необходимым. Турнир бы провели и без нее, она не спорила. Провели бы не так — ну и что с того? Дуэлянтам, факультету, школе в целом все равно, лишь бы мероприятие состоялось в срок, были подведены итоги, вручены награды. Но для нее это было больше, чем мероприятие. Память — счастливая и болезненная память; несколько недель, пропитанных воспоминаниями насквозь, как турецкая пахлава; события прожитых лет, стекающих по щекам, губам, подбородку и ладоням, что сгущенка, которую просто так не сотрешь; белый шоколад, от сладости которого становится дурно, но который невозможно остановиться есть. Турнир ее памяти и любви — турнир имени Лавра Искрицкого. Для себя она назвала его так. Он был с ней с самого начала и вопреки всему, пока Мастерс не решила стать дурой от накрывшего волной цунами отчаяния. Винила себя за это и по сей день: обещала ведь, обещала, что никогда не уйдет, никому не отдаст, ни за что не бросит. Обещала Кори, а остается с ней он — незримо, неслышно, неосязаемо. Ей же, в свою очередь, так много хотелось сказать, так много сделать и так жадно ловить взглядом его искристые смешинки от очередного каламбура, которые мало кто вообще смог видеть. Можно было бы даже ревновать, если бы Кори не была сама уверена на двести процентов и не уверила в этом Белла, что поводов для ревности не было. Он просто близкий друг, просто родной; у него были сложные отношения с родственниками, а она не знала своих настоящих родителей — но Искрицкий был ее семьей, как бы истерически-забавно это ни звучало, учитывая всю историю их отношений. Это был третий ее турнир с ним: во время первого они познакомились, во время второго встретились на дуэли, третий она организовала в память о нем. С самого начала — Лавр был с ней с самого, черт его возьми, начала, и будет оставаться с ней до конца, чего бы ей это ни стоило. Разворачивающееся перед ней сражение слишком напоминало то, от которого она сбежала во время Турнира. Роки говорила, что они, скорее всего, попали бы в пару, и Кори, разбитая тогда на самые мелкие кусочки, похожие на песчинки времени, решила прекратить свое участие. Не видеть его тогда было до тошноты страшно, видеть его — до невидимых кровавых подтеков больно, словно та подаренная ковровая ниточка, выглядевшая потом глупо и смотрящая на нее с издевкой, разрезала тонкую кожу запястья и вгрызалась под нее глубже. Зная, что встречаться в сражении с человеком, отношения с которым нельзя было назвать даже просто сложными, девушка втайне восхищалась тем, что Леон и Абсент продолжают посылать друг в друга заклинания. Мастерс улыбнулась. Гриффиндорцы продолжают упрямо стоять на своем, слизеринцы уходят с гордо поднятой головой, накидывая на себя покрывало напускной холодности и отстраненности. Факультет все-таки имеет значение. В Подземельях было и так достаточно сумрачно — кто знает, может быть, именно поэтому Абсенту не удалось погрузить во тьму все тех троих, что сейчас был в дуэльном зале. И это дало возможность Леону разоружить соперника, да с такой силой и рвением, что Нахтвайн едва не отлетел на пару шагов назад. Ревооружение младшего гриффиндорца повлекло за собой цепочку магических всплесков разного цвета. Черные летучие мыши, крыльями разрезая воздух, полетели в сторону Абсента, окруженного бабочками, готовыми к полету; они по легкому велению заклинания полетели в Леона, успевшего бросить финальный сглаз. Летучие мыши, бабочки, ругающийся всеми мыслимыми и немыслимыми выражениями, гриффиндорец — отличное завершение раунда. Какое-то время Мастерс все еще наблюдало за этим представлением, словив странное чувство удовольствия от наблюдения. Это, наверное, и привлекает некоторых стать рефери. Вероятно, к этому можно привыкнуть, раз Кори не могла перестать следить за кажущиеся внезапно забавными мучениями дуэлянтов. Но она взмахнула палочкой, когда крохотная песчинка времени скользнула вниз по шее, остановившись между лопаток знакомым прикосновением. Улыбнулась Леону и Абсенту — первому теплее и шире, как положено другу. — Отличная и красивая дуэль, но пора заканчивать. У вас получилось создать настоящее представление, а мне повезло быть в вип-ложе, за что вам, конечно, отдельные благодарности, — подойдя к ним поближе, Кори посмотрела по очереди на каждого. — Мальчики, вас обоих с дебютом. И весь успешным, если моя миндальная связь с Роки не подводит. Леон, поздравляю с победой! Абсент, — легкий прищур, наполненный не подозрениями, а пониманием, — удачи. *** Когда юноши покинули помещение, Кори какое-то время вслушивалась в звуки их шагов, подойдя поближе к двери, ведущей в коридор. Она даже, казалось бы, не дышала, желая быть совершенно уверенной в том, что больше здесь никого не осталось. В других залах было тихо — это слышалось через камень стен, а магия ее стихии помогала уловить полный штиль звуковых волн. Спустя некоторое время, когда затаенное дыхание начало подводить, девушка расслабленно выдохнула, опустив резко плечи, а за ними — голову, смотрящую теперь в подземельный пол. Замолчало все, кроме ее сердца и звука скользящего по третьему и четвертому ребру виолончелевого смычка. Повернувшись спиной к входной двери, Кори сползла по ней, оседая на пол, и ей было совершенно все равно и на холод камня, и на задравшееся на бедрах платье, и на взлохматившиеся сзади волосы. Взмахом палочки приманила к себе сумочку с лежащей в ней драгоценностью, а после — еще и трофейный галстук. Грустно глядя на все то, что с ней еще осталось, она все-таки смогла улыбнуться, наматывая на кисть руки зелено-платинового галстучного ужа. Наматывала так, словно стремилась перевязать рану, оставшуюся после терновника — рану, которая существовала только для нее самой. И когда галстук кончился, оставив от себя только язычок, достала другой рукой из сумки монетку, ставшую теперь ее жребием — и в этом Турнире, и, кажется, в следующих. Подтянув к себе колени, Кори прикрыла глаза, а обмотанный галстуком кулак поднесла к щеке, касаясь его еще и губами. Обнять Лавра так и не получилось — он хотел, пусть и в своей дуэльной манере, а она во второй раз поступила, как дура, оттолкнув его таким же заклинательным ответом. Кто знает, где он был сейчас; кто знает, был ли он вообще. Но для нее он оставался существовать: в монетке, зажатой в ладони, в галстуке, гладящем сейчас щеку, в сказке и в рисунках ее рабочей тетради, в каждом камне и каждой ворсинке ковра Дуэльного клуба. Ей предстояло забрать его себе — и все-таки позволить этого себе она не могла. Одна на двоих бутылка с густоватой молочно-кофейной жидкостью, одна на двоих диванная подушечка, один на двоих маленький радиоприемник, в который можно, дурачась, покричать. Один на двоих — с перевесом в его сторону, разумеется, — Дуэльный клуб. Наверное, где-то вдалеке можно услышать громкий заливистый смех госпожи Судьбы; эти звуки казались Кори слышимыми довольно часто, наряду с шутливыми, замысловатыми и нерешаемыми шарадами Времени. Короткий поцелуй галстучной ткани, как если бы она целовала Лавра в щеку, оставил на ней след от помады благородного красного цвета. Хоть и не на удачу, но теперь уж точно дружеский, а не выданный за такой. Второй поцелуй — в редко, но все-таки искрящуюся поверхность монеты. Ее Кори убрала обратно во внутренний кармашек сумочки, но галстук оставила на кисти руки, а затем поднялась, сразу же одернув платье. Она была с ним с самого начала. Он с самого начала был с ней. Каждый угол, каждую деталь, каждую черточку детали помещения Кори оглядела с теплом и любовью, позволив затихнуть бесконечной, сросшейся уже с ней, тоске, а улыбке расцвести ярче. Даже если все закончилось — или только собирается закончиться — у нее осталось что-то, что можно будет положить в сердечное хранилище на долгие годы. Мастерс вышла из зала и направилась к выходу из Дуэльного клуба. Там, на входной двери, блестела в подземельном полумраке табличка, на которой было при ее же старостатстве выведено: «Глава Дуэльного клуба — Лавр Искрицкий». Чуть ниже на табличке оставалось место — Кори иронично заметила, что это было сделано будто бы намеренно, после предсказания будущего; и кто на чем гадал и гадал ли? С самого начала ведь? С самого начала. Коснувшись таблички кончиком палочки, Кори начала тихо шептать тот текст, что гравировкой начал проявляться ниже уже имеющийся слов. «Временно И.О. Главы дуэльного клуба — Кори Мастерс». Места хватило; оно как раз закончилось на змеином хвостике буквы «с». Все словно встало на свои места. Она — неправильная, он — надломанный, они — жалящие друг друга тем сильнее, чем сильнее скучали. Сейчас это не имело значения; имели значения лишь их имена, наконец оказавшиеся рядом. Кори сделала шаг назад, желая запечатлеть и сохранить в памяти то, что сейчас видит. Возможно, она вернется сюда лишь в следующем сезоне, если кто-то из волшебником не решит сразиться на палочках. Оставалось еще одно: в ворохе воспоминаний было трудно вспомнить, когда именно Лавр озарил гостиную снопом искр над их головами, ведь Кори тогда не видела больше никого вокруг, и потому восстановить детали было трудно. Но турнир памяти — это Турнир Памяти, да и «искры не потушить». Рассечь воздух вправо, а затем влево, рисуя острый конец стрелы, случайно попавшей ей в сердце: — Scintillalbus, — и смотреть, как белые искры рассыпаются над дверью в Дуэльный клуб, над ее головой, над их именами. Лавр был здесь и был с ней с самого начала и будет с ней… Будет. Некоторые истории не имеют конца. Но — все-таки. Но — даже если. Но — проводя черту и подводя итог. Til enda, Лавр. До конца. __________________________ Абсент Нахтвайн — -2 балла. Леон Морелло — 1 балл.



полная версия страницы